Реквием

Сегодня я наступил ногами на ткань старухи,
Не повернул лица, но увидел косые руки
И, почуяв как она провожает меня во след,
Дошел до поворота и упал на снег:
Она трясла меня за воротник, как ветку вишни,
Сыпала соль на губы, называя лишней мою прыть,
Грозила не доплыть до берега аншлагов, –
Река опасна, как дуэль на шпагах!
И если встретились бы мы глазами в старом пабе,
То я не раз бы натоптал подол сутулой бабе,
Но там, где ветры севера льдами вальцуют камни, –
Она пинает ботинком бока мне.
Всё ревёт и колдует, чтобы не верили барду;
Ложатся шторы на двери ломбарда
И руки вертят моё тело у ног тополей, –
Это спектакль, у которого нету ролей!
Реквием она поет по мне не чисто,
Два белых лебедя плывут к ладони трубочиста,
Как на нож, и времени неведомы пары,
Танец которых был так дьявольски хорош!
Она целует меня...
Она целует меня...
Она целует меня...
Она целует меня!

Спасай...
Спасай!

Записки юного врача нашли в шкафу на утро,
Морфин ломает пациентов, но ломает мудро...
Вся жизнь – больница, но в клинике высокой марки
Врачи сказали, что тем вечером я не был в парке.
Тогда кого пинала эта тьма пологая?
Кому я гневал и молил на высоте плечей?
Кого пытался опознать у лавки монологами,
Да не увидел глаз и не узнал речей, скажи?!
И всё пытаюсь объяснить, как будто иностранец:
Я не в себе... Но я запомнил этот белый танец!
Да не поверили бы слухам старожилы цирка,
Но поцелуй старухи мне оставил запах цинка...
Не той дорогой повернул домой,
Она искала чей-то след и набрела на мой;
Не всякому дано пройти на глубине по дну,
Но две дороги осветило фонарём в одну.
Это история с плохим концом, –
Я выдающийся прохожий, но плохой танцор
И если книги не соврали, то, листая дальше,
Я понимаю, что тем вечером я видел банши.

Луна двурогая молчит, не верит...
Мужчина скурит сигарету и починит двери.
Мне вяжут руки на халате, я лежу в палате
И говорю тебе:
Спасай...
Спасай...
Спасай...
Спасай!